В Вольске поздравили ветерана, подвергшегося газовой атаке

Родственники погибшего красноармейца узнали о его судьбе спустя 77 лет, благодаря поисковому «Витязь», в который входят работники РЖД. Петр Михайлович Шакуров родился в Вольске в 1914 году. Во время Великой Отечественной войны был в составе 121-го истребительного противотанкового дивизиона, а в 1943 году семья получила извещение, что солдат пропал без вести. Как утверждают поисковики, больше никакими сведениями до недавнего времени родственники фронтовика не обладали. Уже в 2016 году при проведении раскопок на территории ожесточенных боев рядом с деревней Крестьянская Гора Калужской области отряд «Витязь» из Брянска извлек останки бойца. Шакурова опознали по медальону, подлинность которого подтверждена экспертизой. Рядом нашли останки, принадлежащие, предположительно, медсестре. - В том же 2016 году мы связались с представителями администрации Вольска, описали ситуацию, попросив помощи в поисках родственников солдата Шакурова, - утверждает руководитель отряда Евгений Шепко. - Одновременно были отправлены письма в несколько школ этого города с аналогичной просьбой. Увы, ни у кого из адресатов мы не обнаружили желания сделать хоть что-то. Фронтовика похоронили во время «Вахты памяти» в мемориале поселка Дубищенский Жиздринского района. Информацию о погибшем также опубликовали в интернете, но возникла определенная путаница, потому что в качестве родного города красноармейца указали Ленинград, а места призыва - Армавир. Родственники продолжали разыскивать сведения о солдате, и в 2020 году внучка Светлана наткнулась на форум, посвященный войне с сообщением о Шакурове. Выяснилось, что 86-летняя дочь Шакурова Зинаида Петровна проживает в том же доме, где жил красноармеец. Несмотря на почтенный возраст, женщина с двумя внуками погибшего бойца выехала в Калужскую область. В городе Жиздра родственникам торжественно вручили медальон участника войны и сохранившиеся документы. Также им показали место смерти и могилу бойца. - Для этого нужно было пройти ещё один долгий, изматывающий путь, в том числе несколько километров по густо заросшей кустарником местности, - цитирует поисковиков издание «Гудок». - Но Зинаида Петровна, как и её дети, сразу же откликнулась на предложение и всю дорогу держалась молодцом. Зато у провожатых были опасения, что нужное место мы можем и не найти. Спустя четыре года это было бы неудивительно. Но на всём пути было ощущение, что кто-то свыше нас вёл, так что к месту бывшей когда-то воронки от снаряда пришли, ни минуты не блуждая.

Издание "Правмир" опубликовало обширное интервью с Михаилом Кудиным, который сегодня работает в подмосковном городе Коломна. В свое время Михаил Викентьевич возглавлял детскую больницу и ЦРБ в Вольске, доктор в разговоре пару раз вспоминает Саратовскую область. Приводим статью полностью.   Врач Михаил Кудин всегда отвечает на звонки пациентов, в его телефонной книжке — более 700 номеров больных. Он помнит каждого, кому когда-то помог. Например, мальчика с менингитом, которому делал искусственное дыхание, рискуя заразиться. Или ребенка из реанимации, которого вез на скорости 150 километров в час в областную больницу. Педиатр Михаил Кудин, доктор наук, в 69 лет возглавил отделение для пациентов с коронавирусом в Коломне. «Правмир» поговорил с ним о сложных решениях, риске, страхе смерти и призвании.  — Я заведующий инфекционным отделением №3 Коломенской ЦРБ. В отделении сейчас 50 детей и 25 матерей. Пока не грипп, но идет сезон повышенной заболеваемости вирусными инфекциями — риновирусными, парагриппозными. Пневмония у детей, ангины и кишечные инфекции. Есть сложные дети. Два ребенка совсем маленькие, одному годик. Это дети с ДЦП, у них пневмония. У одного очень тяжелая форма, осложненная поражением легких по типу пневмоторакса. Но течение заболевания благополучное. Скоро выписываем. Другой ребенок лежал в реанимации, переведен к нам. Лечение было массивное, но слава Богу, сейчас все хорошо. Есть тяжелые дети с вирусной диареей, в народе это называют кишечным гриппом. Двухлетнему ребенку проводим инфузионную терапию, возмещаем потерянную жидкость. Сегодня третий день интенсивного лечения. Было приятно зайти в палату и увидеть, что он уже сидит в кроватке, улыбается. Мне доложили, что он покушал. Жду, как у него пойдут дела. — Приходилось в отделении быть несколько суток подряд? — В конце сентября четверо суток подряд отдежурил. После отпуска был полон сил. Во-первых, у нас дефицит дежурных врачей, во-вторых, когда дежурю сам, мне спокойнее. Знаешь каждого ребенка, вовремя корректируешь лечение. Всю жизнь на работу прихожу в 7 утра, анализирую ситуацию в отделении. До 16:00 — у меня пациенты, выполняю обязанности заведующего.  Дальше у меня очень много дежурств: с 8 вечера до 8 утра. Штатное расписание не укомплектовано до конца, врачей не хватает. Дежурства — ответственное дело, не каждый врач соглашается, поэтому в полной мере включаюсь в процесс. Отделение очень большое. В ноябре–декабре может уже 80 детей лежать. Осенью прошлого года в зимний период, когда был подъем микоплазменных пневмоний, мы круглосуточно наблюдали до 100 детей. Ночью мне звонят из реанимации, и я выезжаю — Родители благодарили вас за то, что вам можно дозвониться в любое время суток. Спите с телефоном? — Да, он лежит рядом. Просто делаю потише звук. — Отдых и личное пространство для вас не важны? — Я врач, так воспитан. Когда-то надел белый халат, а значит, подписался и на это тоже. Нельзя не взять трубку. Есть пациенты, которые лечатся только у меня по восемь и более лет. Я не имею права отказать в консультации. У меня есть вотсап, вайбер, телеграм. Пишут, спрашивают. В телефонной книжке — более 700 фамилий моих больных. Естественно, знаю особенности каждого. Да, я смотрю все сообщения, перезваниваю, если не получилось ответить на звонок, и консультирую. Я так привык. — В вашей практике неожиданный ночной звонок спасал ребенка? — Конечно. Я консультирую и в реанимационном, и в нейрохирургическом — во всех отделениях, где лежат дети. Если ночью звонок и я вижу на экране «реанимация 1», «реанимация 2» или фамилии реаниматологов — встаю, вызываю такси и еду. Это бывает часто. Раз в неделю — сто процентов. А что делать? Я обязан. На приеме у Михаила Кудина Это ответственность. Мы с женой работали в системе Третьего главного управления Минздрава СССР, это было оборонное предприятие на урановых рудниках. Я был главным педиатром педиатрической службы организации. В течение дня или ночи мне звонили, и я должен был проконсультировать по поводу тяжелого ребенка или принять какое-то решение. — Самое сложное свое решение помните? — Много таких. Работал в Саратовской области в детской больнице. Десятимесячный тяжелый малыш. Родители пытались лечить его сами. А потом пять дней ребенок без сознания в реанимации лежал. Не могли мы его вывести из этого состояния. Санитарного транспорта не было, чтобы в областное учреждение госпитализировать, а нужно. Что делать? Рискнули везти на служебной машине. Мчались со скоростью 150 километров. Нас остановил гаишник, а мы ему только крикнули: «Помогите проехать без пробок!» Он с мигалкой и сиреной, мы — за ним. Довезли ребенка. Спасли. Сложных ситуаций в дороге — бесчисленное количество. Везли как-то ребенка с менингококковой инфекцией. Конечно, знали, что это инфекционное заболевание, и понимали, что делаем. Но в критический момент я думаю только о ребенке. У него остановилось сердце. Сделали искусственное дыхание рот в рот. Обошлось. Мальчик выжил, с нами тоже все нормально. — Не всегда удается спасти человека. И тогда врач вынужден разговаривать с родственниками, родителями. Как дается вам эта часть работы? — Об этом даже сейчас говорить тяжело. Выходить к родителям сложно. В 70-е, 80-е годы детей госпитализировали в стационар без родителей. Даже если малыш трехмесячный, но не на грудном вскармливании, значит лежит один. Мамы в то время не видели, как лечат их детей, как обеспечивают им уход. Сегодня ситуация другая. С детьми — вплоть до 15 лет — родители имеют право лечь в стационар. Родители видят, что врачи делают все необходимое. Михаил Кудин В последние годы у нас не было детских смертей. Но поступают и дети-инвалиды, у которых органическое поражение, несовместимое с жизнью. Родители понимают, какой будет исход. Но это все равно тяжело. Несколько раз мне приходилось говорить с родителями в таких случаях. У мамы истерика, слезы — и у доктора слезы. Если лечащие врачи не могли выйти и сказать, потому что им плохо самим, приходилось мне разговаривать. Я же заведующий. Чувство необъяснимое — какой-то стопор, замкнутость. Нельзя сказать, что неудовлетворенность, но это очень выбивает из колеи. Со взрослыми тяжело, а это же ребенок.  Я работал в ковидном отделении два месяца. Тяжело даже зафиксировать смерть, когда отчеты готовишь. Жизнь дана для того, чтобы жить. Впервые видел столько страха смерти — Как получилось, что вы возглавили ковид-отделение? — В Коломне развернули первое отделение на 75 коек на базе как раз нашей детской больницы. Потому что здесь уже к тому времени провели капитальный ремонт, подвели кислород к кроватям — отделение было к этому готово. Рост заболеваемости шел в июне-июле. Вскоре на уровне Минздрава области и городской администрации приняли решение срочно подготовить отдельный стационар для ковидных больных. Им стало здание бывшего роддома, которое стояло законсервированным. Его капитально отремонтировали, оборудовали и буквально за три недели открыли 4 этажа. Наш главный врач, Олег Васильевич Митин, предложил возглавить это отделение мне. Наверное, роль сыграл мой опыт клинической и руководящей работы. — Михаил Викентьевич, простите, но по возрастным критериям вы находитесь в группе риска. — Ха-ха! Ну, вы знаете, я, во-первых, свой возраст сам не понимаю. Мне в этом году 69 исполнится. Сын спрашивает: «Папа, когда будем юбилей праздновать?» Я удивляюсь: «Какой?» Они говорят, что скоро 70 лет! Спрашиваю: «А кому?» Даже не думаю об этом. Поэтому не чувствую себя в какой-то группе риска. Что, я совсем старый? Или пожилой? И потом, если мне сказал главврач, значит, он доверяет, ценит. Надо с благодарностью относиться к такому предложению. Значит, я могу быть нужным, востребованным человеком. У меня есть друг, который младше меня на два года. Мы с ним всю жизнь работали. В этой ситуации он сразу ушел в отпуск и на больничный. Это его право. Я не страдаю серьезными хроническими заболеваниями, чтобы туда не идти. И сегодня бы пошел, но в детском тоже аврал. К тому же есть решение Минздрава о том, чтобы в этот период педиатров не привлекали к работе со взрослыми пациентами. У нас тоже сезон, увы. А в те два месяца я не пренебрегал профилактикой. Есть медикаментозные препараты, которые применяли врачи в московских клиниках, воспользовался этим и я. Соблюдал личную гигиену. После работы — в душ. В общежитии ночевать не оставался. Уходил домой. Проводили спиртовую обработку помещений, всюду в больнице установлен ультрафиолет. Дома в прихожей стояли спиртовые спреи, мы сами все обрабатывали с женой дополнительно. Тем более, моя жена работает в лаборатории с этим же биоматериалом. Они исследуют мокроту и делают другие анализы. Поэтому мы с ней решили, что будем работать, но после работы идем домой. Я не считаю, что это какой-то подвиг. — Но смерть совсем рядом. Среди ваших коллег есть погибшие. Неужели человек в «красной» зоне не думает о своей безопасности? — Нет. Я был уверен, что не заболею. О смерти вообще думать не хочу. Когда-то время придет, знаю. Но сейчас хочется жить, видеть, как дети живут, внуки. И хочется, чтобы в мире был мир. Однако со страхом смерти столкнулся. В такой мощной концентрации наблюдал его впервые. Это очень напрягает психологически. Ты видишь тяжелых больных. Они лежат синие, серые, кто-то на кислороде. У всех больных при этом заболевании — дикий страх смерти. Конечно, они волнуются, у них множество вопросов к медперсоналу. Мы в 70-е, 80-е годы работали в условиях пандемии гриппа. Госпитали тогда разворачивали и для кишечных больных, лечили дизентерию. Но не было такой психологической напряженности у медработника, как при ковиде. Есть огромное желание быстро, максимально помочь, но ты не можешь сделать это прямо сейчас. Нужно время. — Сколько одновременно пациентов находилось в отделении? Как вы были обеспечены средствами защиты, медикаментами? — 220 коек на всех четырех этажах, плюс 36 реанимационных коек. Два месяца работали на пике заболеваемости. У нас находилось до 150 больных, практически каждый день заполнены реанимационные койки. Нас своевременно обеспечили современными противовирусными препаратами, антибиотиками. То, что применяли в центральных клиниках России, было и у нас. Вплоть до антиковидной плазмы. Много было среди ковид-пациентов онкологических, больных сахарным диабетом. Регулярно для консультаций приглашали узких специалистов. Ежедневно я контролировал каждый анализ. Это была моя персональная ответственность. Проводили консилиумы. Моей целью тогда было научить докторов, которые пришли на работу в ковид-отделение, работать с заболеванием. Онлайн-консультации, штудирование методических рекомендаций — все это одновременно и практически без перерыва. Несомненно, я, как и все наши врачи, надевал комбинезон, средства защиты и шел в «красную» зону, осматривал больных там. Я обязан был их осматривать вместе с докторами. Трудно приходилось всем. При поступлении больных «сортировали» в зависимости от степени поражения легких, тяжести состояния. К нам госпитализировали не только коломчан и жителей района. Везли из Домодедова, Ступина, Зарайска, Луховиц, Озёр, Орехова-Зуева. — Что необычного, удивительного открыли в людях за это время? — Благодарных пациентов. Хотя они, как правило, благодарны всегда. Помню момент один. Подходим к пожилой женщине, а она перед медсестрами на колени встала — благодарит: «Спасибо, что спасли жизнь». Я прослезился. Идешь по отделению, спрашиваешь у больных, как относятся врачи, медсестры, у них рядом кислород булькает в приборах, а они говорят: «Спасибо, хорошо». Мой телефон не смолкал в эти дни. Я получал сообщения от родителей детей, которых лечил: «Михаил Викентьевич, держитесь! Мы с вами! Мы вас любим! Спасибо». Они регулярно звонили, спрашивали, чем помочь, что нужно в отделение. СВЧ-печь? Тут же привозили. Электрочайники для того, чтобы круглые сутки был чай у больных и врачей — пожалуйста. Знаю, что многие родители, с кем я на связи регулярно, стали волонтерами в это время. Это все очень трогательно. Нам писали картины, приносили их в отделение. Сейчас они висят в коридоре больницы, поднимают настроение. Врачебная практика важнее карьеры — Михаил Викентьевич, помните тот день, когда впервые увидели врача в детстве? — Конечно! Мне было 5 лет. Наша семья тогда жила в Белоруссии, в маленькой деревне.  Это был 1956 год. Зима. Родители в тот день уехали зерно менять на муку. Старшие братья жарили блины. Сказали, что скоро будем есть, и поставили их на подоконник. А я был очень голоден. Взял табуретку, поставил к окошку и полез за блинами. На полу у окна стоял чугунок с вареной картошкой для скотины. Картошка в кипятке. Потянулся за блинами и упал — сел в этот чугунок. Еще и без штанов был. На мое счастье в это время вернулись родители. Как сейчас помню: завернули меня во что-то белое, укутали в тулуп, положили на сани, устланные соломой, и повезли на лошади в район. Я тогда впервые увидел белые халаты. Помню прикосновения чего-то холодного, уколы. У меня был тогда ожог второй степени. При выписке подарили связку флакончиков из-под пенициллина. Гордился, что у меня появилась новая игрушка. Что у детей тогда было? Иногда бумагу или тряпку сдадим старьевщику, который по деревне ездил, получим за это петушок-свистульку. Могли сами смастерить самокат или что-то еще. — Вы родились в послевоенное время в Белоруссии. Как жила тогда ваша семья? — Во время войны деревня была сожжена, осталось лишь 12 домов. Кругом лес.  Наш дом был деревянный, на два окна. Комната одна. Семья многодетная — я, пять старших братьев и младшая сестра. С нами жила бабушка. Все девять человек умещались в этом маленьком доме. Кто-то спал на полу. Я — на печи. Это сейчас можно в интернете заказать любой матрас, а тогда постельное белье набивали соломой. Как она скатается — меняли. Наш дом пах свежестью, всегда были открыты окна. Жизнь была непростой, но воспоминания счастливые. Я три года назад ездил туда. Со мной были провожатые из Белоруссии, они не могли понять, как зайти в деревню. Я попрыгал, покрутил головой и увидел те самые липы, где можно пройти. Пришли в деревню, стал искать место, где стоял наш дом. Вспомнил про вишню. Я по ней лазил в детстве. Нашел — она все еще жива! От дома осталась разрушенная печь. Собрал кусочки кирпича от нее, песочек со двора — увез домой. Сказал, когда умру, положить мне это с собой. — О чем главный урок, который вы получили от родителей? — Быть добрым к людям, чутким. Мы переехали в Казахстан, когда люди массово из союзных республик стали уезжать на целину. У нас было огромное хозяйство, но мама и папа всегда находили время для людей, помогали, чем могли. Часто в наш дом шли за советом или поддержкой. Мама была очень доброй, внимательной. Мои старшие братья закончили семь классов. Семья большая, учить детей не на что. Все братья стали шоферами и трактористами. Она каждого провожала на работу, собирала им обед. Я один в семье получил высшее образование. Захотел учиться, пошел в старшие классы. Жил в райцентре, за несколько километров от дома, в интернате с казахскими детьми, но ходил в русскую школу. Домой приезжал только на выходные. Помню, на улице мороз 40 градусов. Машина на целине — обычный ГАЗ, кузов обтянут брезентом и солома на полу. Я весь продрог, прибегаю домой, забираюсь к маме на колени и грею руки в ее волосах. До сих пор помню, как они пахнут. Мама надевает мне валенки, чтобы согрелись ноги. И так хорошо… Но ее уже со мной нет. — Что ушло вместе с ней? Как вы это пережили? — Наверное, это самая большая моя утрата. Я уже был взрослым человеком. Сейчас уже нет и мамы, и папы. Но когда умерла мама, это была трагедия, я очень плохо ее перенес. Был на дне ее рождения в феврале, отметили 70 лет. А в июне — инфаркт миокарда. Ужасная потеря.  Доброта ее ушла. У меня тогда был психоз. Нет, не психоз. Я просто ничего не понимал. Многое тогда передумал: почему не мог чаще ездить? Но она жила на Украине рядом с дочерью. А у меня и семья своя, и расстояние, и вечная занятость. Она была ласковая, мягкая. — Вы тоже создаете впечатление мягкого человека. — Вы ошибаетесь. Я могу быть очень жестким. В отделении требую порядок, каждое утро воспитываю сотрудников, разбираем ошибки. — Поговорим о работе. Однажды вы сделали выбор в пользу врачебной практики. При этом у вас большой опыт руководителя. Статус заместителя министра здравоохранения Саратовской области — расцвет карьеры. Почему ушли? — Я начинал участковым врачом-педиатром, закончил аспирантуру, защитил докторскую. Работал в серьезных оборонных учреждениях, главврачом детской больницы — много чего. Ну, думаю, какая карьера? Нормально я жизнь прожил. Все шло поступательно, я никуда и не просился. Либо предлагали, либо просто «надо».  Сегодня самое большое удовлетворение — лечебная работа. Мне кажется, это выше всего. Были предложения, но я категорически отказался. Сказал, что защищаю диссертацию и ухожу. — А как же амбиции? — Безусловно, мог бы сделать карьеру. Но мне нравится то, чем я занимаюсь именно сейчас. Для меня лечить пациентов, практиковать важнее, чем включаться в те же вопросы политики. Амбиции в свое время я, наверное, удовлетворил. Когда работал в Саратовской области, много приходилось заниматься политикой по партийной линии, я был доверенным лицом политика федерального уровня. Очень много работали с Вячеславом Володиным. Мы его избирали в Госдуму от Саратовской области. Построили шикарную детскую поликлинику, провели ремонт районной больницы в Вольске. Я получил опыт. А тут дети, которым нужна помощь. И где важнее? Где я нужнее? Боюсь, что пациенты перестанут звонить — Михаил Викентьевич, если бы вы стали не врачом, то кем? — Ой, не знаю. Когда сдал экзамены в Карагандинский мединститут, приехал домой, в совхоз. Пока ждал извещение, пошел работать на кирпичный завод — кирпичи вытаскивать из печи. Тогда мне сделали предложение: в школу-восьмилетку учителем физики, химии. Наверное, подался бы туда. Денег в семье не было. Учить меня было не на что. Но когда поступил — а я очень хотел стать врачом — получал повышенную стипендию — 28 рублей. Родители помогали продуктами. С третьего курса разгружал вагоны на железной дороге. Это меня спасало.  Два раза в год мы, студенты, сдавали кровь. За это донорам давали немного денег и талон на обед. На рубль двадцать можно было хорошо поесть. — Вы с женой знакомы с первого класса. Это любовь раз и навсегда? Такое бывает? — Я сам часто задаю себе вопрос — как так получилось? Мы родились в одной деревне. Потом родители нас перевезли в один целинный совхоз. До 4-го класса сидели за одной партой. С 8-го класса вообще была любовь, письма писали, объяснялись, подарки друг другу слали. Первый поцелуй случился тогда же. В девятый класс она уехала в Белоруссию, а я в Казахстане остался. Виделись на каникулах. Учились в институтах в разных городах, но писали друг другу. А сразу после института свадьбу сыграли. Это глубокое чувство, оно и есть любовь, наверное. А что еще? Она нежная, красивая блондинка… У меня гордость была, что увлек ее, за ней многие ухлестывали. — Когда ребенок растет в многодетной семье, сценарий его взрослой жизни может развиваться по двум вариантам — «так же, как у родителей» либо «никогда у меня не будет столько детей». Как сложилось у вас? — У нас два сына. Сейчас одному уже 45, другому — 38. Один в казначействе трудится, другой — кандидат экономических наук, работает в бизнесе. Почему только двое? Мы все-таки жили в Степногорске. Это оборонный город. Работали на закрытом микробиологическом заводе. Жена — с 6 до 18 — в рабочее время не выйдешь. Работодатели не любили больничных, а с детьми это обязательно. Моя работа — тоже в напряжении. Наш первый сын в детсад пошел уже в девять месяцев. Трудно, но надо было как-то жить. Второй ребенок появился только через 7 лет. Конечно, мы были заняты и полностью отдавались профессии. — Самые важные качества мужские, на ваш взгляд? — Ум, интеллект, уважение к жене, детям. Мужчина должен пахать и обеспечивать семью.  — К чему испытываете отвращение? — К хамству. В любом виде и в любой ситуации. Но особенно, когда мужчина женщине говорит что-то грубое, хамское. Я жил в Казахстане. У этого народа многому нужно учиться. Самоуверенность еще не могу терпеть. Когда 19–20 лет человеку, но есть только его мнение, его поступки, и ему наплевать, что об этом думают окружающие. — Что главное в жизни? — Востребованность. Нужен ты в этой жизни или нет? Не самоудовлетворение, не материальное обеспечение, а именно востребованность. Самое страшное — это забвение, я думаю. Вот сейчас идут ко мне больные, звонят, но я боюсь того времени, когда и звонить не будут. Вышел на пенсию, и все — ты не нужен. Очень боюсь этого времени и не представляю, чем заняться. Дети говорят: «Папа, хватит работать». Ха! А что мне делать? Хобби? Раньше у меня лучшим хобби была наука. Что сейчас? Испытываю растерянность перед старостью, перед пожилым возрастом. Наши пенсии не позволяют без ущерба для семейного бюджета приобрести медикаменты для коррекции каких-то возрастных заболеваний. Я уже молчу про путешествия. Мы с женой их очень любим. Но разве это будет позволительно на нашу пенсию? Это все для меня очень важные и болезненные вопросы. Пока не представляю себя сидящим на лавочке возле дома. Пойду к детям, они меня ждут.

Вольский глава Виталий Матвеев вылечился от COVID и 23 октября приступил к работе. Как пояснил нам чиновник, тестирование подтвердило отсутствие инфекции в организме 22-го числа. Напомним, что о болезни стало известно 17 октября, и мы поинтересовались, знает ли глава какой-нибудь секрет, чтобы за 5 дней победить эту заразу. - На самом деле я предполагаю, что болел более длительное время. Возможно, заразился дней за 8 до того, как тест показал наличие вируса, - ответил Виталий Геннадьевич. – А что касается секрета, то он здесь один для всех – здоровый образ жизни и соблюдать меры профилактики. По словам главы, ситуации, чтобы из-за дефицита он не смог купить нужных медикаментов в Вольске, не возникали. Болезнь затронула жену главы и младшего сына, сейчас у всех членов семьи тест показал отрицательный результат. - Всем жителям Вольска желаю крепкого здоровья! - добавил Матвеев. – Обязательно носите медицинские маски, соблюдайте социальную дистанцию и чаще мойте руки.

Стало известно, как россияне будут отдыхать в будущем 2021 году. Всего жителей страны ожидает 247 рабочих и 118 выходных и праздничных дней. Напомним, что нерабочими праздничными днями в России являются: 1, 2, 3, 4, 5, 6 и 8 января – Новогодние каникулы; 7 января – Рождество Христово; 23 февраля – День защитника Отечества; 8 марта – Международный женский день; 1 мая – Праздник Весны и Труда; 9 мая – День Победы; 12 июня – День России; 4 ноября – День народного единства (ст. 112 Трудового кодекса). При совпадении выходного и нерабочего праздничного дней выходной день переносится на следующий после праздничного рабочий день (ст. 112 ТК РФ). В октябре 2020 года стало известно, какими будут переносы в будущем году (постановление Правительства РФ от 10 октября 2020 г. № 1648 "О переносе выходных дней в 2021 году"). Кабмин закрепил, что выходной с субботы 2 января будет перенесен на пятницу 5 ноября, с воскресенья 3 января – на пятницу 31 декабря, а с субботы 20 февраля – на понедельник 22 февраля. Таким образом, в Новогодние каникулы мы будем отдыхать 10 дней – с 1 по 10 января. Четыре дня ожидают россиян на празднование Дня народного единства (с 4 по 7 ноября) и по три дня в связи с празднованием Дня защитника Отечества (с 21 по 23 февраля), Международного женского дня (с 6 по 8 марта), Дня России (с 12 по 14 июня) и на майские праздники (с 1 по 3 мая и с 8 по 10 мая). Правда, неделя, предшествующая 23 февраля, будет 6-дневной. 31 декабря станет выходным.

В Вольске из-за реконструкции улицы Революционной перекрыли движение по улице Чернышевского. В данный момент на перекрестке этих дорог ведутся раскопки. - С 21 октября до окончания работ будет перекрыто движение автотранспорта на вышеуказанном участке. Объезд автобусных маршрутов  в микрорайоны Привольск и Новоселы будет осуществляться с конечной остановки  по ул. Малыковская - пл. Свободы-ул. Красноармейская - ул. Коммунистическая и далее по обычному  маршруту. Просим владельцев автомобилей заранее скорректировать свои маршруты исходя из создавшейся ситуации, – прокомментировала ситуацию администрация. Также в связи с заменой магистрали 22 октября с 8 утра отключили холодную воду по улице Революционная (от пересечения с Льва Толстого до пересечения со Степана Разина ), площадь 10-летия Октября, детский сад № 5. - Подвоз воды для жителей будет организован водоканалом по заявкам жителей. Телефон водоканала 5-27-72. Отдел ЖКХ администрации ВМР 7-07-82, - утверждают чиновники. Администрация обещает, что услугу подадут после окончания работ, не позднее 20 часов.

Депутат госдумы Николай Панков записал видео с песней, которую написал собственными руками. Через год запланированы выборы в законодательный орган, и Николай Васильевич активизировался, своим видом подтверждая справедливость высказывания «госдура» для места, в котором он сидит на зарплате, и где представляет Вольский район. Ранее ближайший сподвижник Вячеслава Володина хвастался, что решил похудеть при помощи скандинавской ходьбы, и во время одной из прогулок он исполнил свое произведение. Клип опубликован в инстраграме «народного избранника». Текст: С утра я вышел на прогулку, И вновь спортивная ходьба. Кого в воде увидел я? Правильно! Бобра! У бобра есть норы, Не ешьте дети чипсы, Будете здоровы! По стилистике, мотиву и даже манере исполнения творение напоминает выступление персонажа из артхаусного фильма «Зеленый слоник» (желающие могут найти в интернете). Песенку собственного сочинения поет психически больной (его называют «поехавшим») заключенный гауптвахты. К счастью или к сожалению, Николай Васильевич находится на свободе и радует своим искусством. В нашем случае, судя по цветовому решению клипа, здесь, скорее, «Голубой бобер». Напомним, что в 2017 году кандидат экономических наук публиковал стихотворение, в котором разоблачал оппозицию перед президентскими выборами. Орфография и пунктуация авторские. Навальный взад забей свой ролик, Воняешь ты как дохлый кролик. Собчачка лезет в никуда А в трусах видна дыра.

Глава Вольского района Виталий Матвеев заразился коронавирусом. О положительном результате тестирования стало известно 17 октября. Как рассказал чиновник изданию «Про Вольск», особых проблем с самочувствием у него нет, если не считать временной потери обоняния. Мы поинтересовались, нет ли у главы предположений, где именно он мог подхватить COVID-19. - У меня сначала жена заболела примерно неделю тому назад (директор медколледжа - прим. ред.). Она находилась в отпуске. Я сделал тест, и вот заболевание подтвердилось. Хотелось бы обратиться ко всем гражданам: соблюдайте меры предосторожности. Носите медицинские маски, придерживайтесь социальной дистанции, тщательно мойте руки. Берегите себя и своих близких и не шутите со своим здоровьем. Матвеев добавил, что намерен продолжать работать дистанционно. - Сейчас все технические средства для этого есть, -добавил он.